Я — темный правитель нетленного царства,
Молчаливый хозяин невидимых слуг,
Погребальная песнь и могильная паства,
Не знающий устали призрачный плуг.

Зарождения жизни безмолвный свидетель,
Безликий палач и секущая плеть,
Чистое зло и сама добродетель,
Бесплотный каратель и бессмертная смерть.

Я — несущий печаль сумрачный всадник,
Повелитель бессменный праха и тлена.
предвещающий гибель мерзкий стервятник,
Воин бесславный с ликом гиены.

Под землею зияет мой чернеющий трон
Ужасною бездною, слепнущий мир.
Надо мною колокольный разносится звон
Лживых церквей, что со мной делят пир.

Жалкий смертный с оружьем и в латах
Гордо кричит, что он разрушитель.
В короне старик в королевских палатах
Подданых учит, что он — судеб вершитель.

Ничтожная сила убивать и плодить
Для вашего праха она — лишь утешенье.
Не нужна мне корона чтоб судьбы вершить
И меч мне не нужен, чтоб творить разрушенье.

Под властью моей ваша бренная плоть,
Мне ее подают на обеденном блюде.
Мой хлад остудит вашу ярость и злость.
Вы слишком слабы, вы — лишь жалкие люди.

Не тешься надеждой о жизни загробной.
Не будет ни мук, ни святого спасенья.
Плоть станет пищей для тверди бесплодной,
Сознанье твое предастся забвенью.

***

В тлен мне под силу дыханье вернуть,
Пепел и прах новой жизнью наполнить.
Взяв это дар, возвратить не забудь,
Но если забудешь, я сумею напомнить.

Презирать можешь ты или мне поклоняться,
Ты в объятьях моих — подыхающий смерд.
Пусть не заставляет смертельно бояться
Мой затхлый запах и ничтожный размер.

***

Пока ты живой, можешь давить
Мое жалкое тело своим сапогом.
Я не один, всех тебе не убить.
Имя мне — червь, имя мне — легион.

Пусть проклинают мое темное царство,
Мне нет дела до них и их жалких потерь.
Я — лечение смертью, от бессмертья лекарство,
Всему в этом мире концом будет Червь.

Найдите мне святого сына,
И пусть прольется его кровь.
И будет храм ему воздвинут
Из заповедей и стихов.

Ничтожна суть его учений,
Ей без меня лишь только гнить.
Перу заблудших поколений
Под силу ложь преобразить.

Его деяния забыты,
Его судьбу творю лишь я.
Он станет идолом для свиты,
Послужит мифом для меня.

Имя святого на страницах
Украсит бред моих фантазий,
Разбудит трепет в серых лицах,
Святыню воплотит из грязи.

Взрастут церквей златые башни,
Словно грибы на мертвом теле.
Жрецам послужит век наставший,
Труп подняв из колыбели.

Святого пригвоздят как куклу
К стене, поверх тупых голов.
И жрец восхвалит его муки,
Из ран святого хлынет кровь.

Разинув рты в больном молебне,
Застыв в протяжном жутком вое,
Жрецы напьются словно слепни
Припав губами к его крови.

И кровь и плоть послужит пищей
Для павших ниц пред ним глупцов.
Но кровь святых не кормит нищих
Кровь кормит только лишь жрецов.

Мы можем даровать прощенье
И в честь святых давать пиры.
За кровь святых и отпущенье
Чернь преподносит нам дары.

Гласам адептов просвященья
Не заглушить святых хоров.
Служить лишь могут их творенья
Для распаления костров.

Падет на тех моя немилость,
Перечить кто посмеет мне,
Познает тот неотвратимость
Ученья истине в огне.

Пламя веры греет слабых
Но жар поделен меж жрецами.
В моих руках лежит орудье
Для управления глупцами.

Новую веру создаст новый безумец.
Повинуясь больному, неверному свету,
Плоть втопчет грязь заброшенных улиц,
Стекаясь потоком к священному склепу.

На лицах проявится знак вырожденья,
Коптящих костров вознесутся зловонья.
И бросят неверных в пасть разложденья
Служители культа под звон колокольни.

* * *

Кубки наполнят жрецы в черных одеждах.
На новый алтарь взойдут новые жертвы.
Возведенные в страхе и в тщетных надеждах
На груде трупов возвысятся церкви.

Во славу Червя раскинется пир,
Развеет чуму по бесплодной тверди.
Застонет под гнетом издыхающий мир,
Там, Где стоит крест, где правит культ смерти.

* * *

Эшафоты залиты кровью неверных,
Спины покрыты щетиною стрел.
У шибениц черных и столбов вдоль дорог
Ломятся доски под тяжестью тел.

Те, кто не жаждал вставать на колени
От стального клинка приняли смерть.
Лучше погибнуть в одно лишь мгновенье,
Чем в мольбах перед ними мучительно тлеть.

Чей разум еще не тронула смерть,
Чтоб служителям культа не выдать себя,
Их серый саван решили надеть,
Зашить себе рот и вырвать глаза.

* * *

Проповедь льется из разорваных уст.
С церковной трибуны на бледное стадо.
Взгляд их недвижим и мертвенно пуст.
Их разум вкусил, что есть вечное благо.

Со сводов церковных мрачно глядят
На толпы безумцев ангел и крест.
На могильную землю и серый гранит
Направлен его указующий перст.

Отвратительный гул их больных песнопений
Ввергает живых в хладенеющий страх.
Следуют люди в мир грез и видений,
Когда внешний мир рассыпается в прах.

* * *

Смерть обрела смысл сакральный,
В головах тех, чей разум истлел.
Их рты открываются в такт погребальной,
Сыпется плоть с еще дышащих тел.

Снова небо все пеплом осыпет.
В темной дали снова грянет набат
В муках и боли жизнь тело покинет
Когда жрец раскроет свой фолиант.

Чума вновь распахнет свой саркофаг
Из ям вознесет дух захоронений.
Зеленое пламя озарит серый мрак,
Рожденное в чреве чумных испарений.

* * *

Пугали, что души будут рвать черти
На страшном суде, но никто не узнал,
Что устроенный божьими слугами смерти
Черный час конца света давно миновал.

Не гибель ли мира, которой страшили,
На земле воцарилась, пустив свои корни,
Когда проповедники рты оп(о)рожнили,
Утопив светлый разум в смраде зловоний?

Предать плоть червям и душу спасти.
Небеса им дороже чем бренная твердь.
Не в силах земля уже что-то взрастить,
Пока на ней правят ложь, Крест и Смерть.

Две тысячи лет терпела земля
Жадных жрецов иллюзорное рабство.
Слишком долго под толщей гнилья
Процветало больное зловонное царство.

Плетью не высечь, не вырезать сталью,
Не смыть с себя чернь этой мерзкой заразы,
Не вытравить ядом и не выжечь огнем,
Эта болезнь поражает лишь разум.

Безумны они, послушны и кротки.
Не страшатся они обнаженных мечей.
Перерезав нещадно их дохлые глотки
Вам не спастись от их смрадных речей.

Их жалкие души встреnит спаситель,
Без страха и горя они тело покинут.
И стоит спалить их чумную обитель —
Сгоревшей взамен они десять воздвигнут.


Их речи чисты, словно исповедь шлюхи,
Тела их лишь достойны быть едой для волков.
На их великую книгу слетаются мухи,
На божьих убогих и убогих богов.

Лишь в смерти всё благо, это смысл их жизни.
Они жаждут всем сердцем быть на том свете.
И как не пытайся их веру осмыслить —
Их ничтожная жизнь — лишь прелюдия к смерти.

Оружьем нельзя причинить им страданья,
Не страшит их холод могильной земли.
Вы послужите лишь их блаженным желаньям,
Руки испачкав в их мерзкой крови.

Поднявшись из чрева больного пророка,
Отняв свои лица от лужи багряной,
Разум они объявили пороком,
Вознеся свою веру над выгребной ямой.

Душевно больные стали святыми,
Пробившись наверх рек нечистот.
От всевышнего дар они получили,
Дар портить воздух, раскрывая свой рот.

Великое благо попасть в их немилость,
Ибо сила и жизнь для них во грехе.
Ваша высшая ярость питает их низость,
Они жеждут удара по левой щеке.

Адское пламя греет их веру.
Без ада их страх станет негодным.
Вера всегда рождает химеру.
Отныне пусть ад будет холодным.

Злые герои глупых стихов
Смысл дают скучным преданьям.
Смертных грехи питают богов,
Они стали причиной их процветанья.

Для их правого гнева — это лишь повод
Снова начать свое словоблудье.
Страшнее огня бывает лишь холод.
Так пусть безразличье будет этим орудьем.

Пусть храмы постигнет запустенье и тишь,
На истлевших устах иссохнет весь яд.
Пусть отныне и вечно надеятся лишь
На хладнокровный презрительный взгляд.

Только лишь холод в твердых сердцах
В ничто обратит их жизненный смысл.
пусть плесень пирует на их алтарях,
Пусть вечной их паствой будут лишь крысы.

Пусть лишь пауки целуют их мощи.
А витражная пыль все погрузит во мрак.
Да будет свидетелем их святой отче
Как резные колонны рассыпятся в прах.

Жрецы и их слуги с голоду сдохнут,
Ибо брать — это все, что они могут.
Кирпичные стены от ветра иссохнут,
И рухнут на землю церковные своды.

Без хлыста угнетенья бесполезны рабы
Бесполезен без слуг и сам угнетатель.
так пусть корень зла умрет без воды,
Все боги умрут, когда умрет их создатель.

Лишь стоит жрецам их навеки истлеть,
Больезнью одной станет меньше на свете.
Трава вырастет вновь, там, где правила смерть.
Там, где царил смрад, вновь появится ветер.

Только презренья можно желать им,
Как чумную заразу стоит лишь пережить.
Пусть это будет последним проклятьем,
Брошенным в двери Обители Лжи.